Рассказ «Миха и Колбасник»

Сегодня, самым обыкновенным летним днём 2013 года, широко известный в узких кругах писатель Миха и его лучший друг Колбасник, как всегда неспешно тащились по расширенной Дыбенко в сторону Химкинского лесопарка! Временами пытавшийся ускорить шаг нервно-взвинченный Колбасник моментально сбрасывал скорость, услышав строгое «Не беги! Не беги! Да не беги же ты!!!» Ну а куда им, собственно говоря, было спешить?! Как в известной трогательной песне поётся: «Ямщик, не гони лошадей…» Всё было как и вчера, как и позавчера… Только мимо пробежал какой-то ховринец с криками: «Что-то будет, что-то будет, ой что-то будет!» Он махал руками и вертел головой, а уже на лесной опушке друганы заметили-приметили пляжного знакомца Володю Лежебоку – местного целителя и контактёра, не раз посещавшего на НЛО чужие миры! Лежебока вытягивал к небу руку и твердил, как заклинания: «Контакта! Контакта! Прошу контакта!!!» В сумке Колбасника лежали заранее приготовленные бутерброды, и плескался в термосе чай. Но, согласно традиции этого ремонтно-дождливо-проблемного года, в палатке у развалившейся «конюшни» он подкупил десяток вафельных стаканчиков и батон белого хлеба с витрины.
-Не будет ли дождя? - опасливо взглянул на небо Колбасник.
-А то смотри, ботинки новые купил и всего за пятьсот рублей. Ох, повезло! Ах, повезло!
Недалеко от приятелей в лес ходила некая троица, из коей писака Миха тут же по спецпоходке выделил знаменитую Нюсю.
-Гляди-ка – это легендарная Нюся Зелёная из одноименного рассказа.
-Да мне, ты знаешь, больше «Сессия» нравится, - прокряхтел дружбан. – А походочка-то у неё как в море лодочка…
-Полный Сюр! – воскликнул Миха.
-Рига Балс! – подмигнул Колбасник.
Где-то залаяли собаки…

           Неразлучные друганы Миха и Колбасник неторопливо брели на замусоренную «бандитку»!!! Они пересекли МКАД по надземному, расписанному граффити, переходу и, горячо помолившись Святому Апостолу Андрею Первозванному, вступили в северную часть Химкинского лесопарка, с 60-х годов прозванную в народе «бандиткой». Впрочем, Миха называл это местечко ещё и «блатным треугольником». Именно сюда в 30-е годы из Ховринского лагеря водили зеков рыть канал. В 40-ых тут были дачи НКВД-шников. Потом тёмное место облюбовали блатные и влюблённые.
           А вот и он, вольный берег, ещё незастроенный домами-небоскрёбами! Миха расстелил красное египетское полотенце, которое ему на День Рождения подарил вместо обещанного халата Колбасник, а друг разлил из термоса сладкий чаёк и развернул из фольги бутерброды с колбаской, несколько огурчиков и один помидор.
-Но, - сказал он, - колбаска с душком-тухлинкой! Впрочем, я ем и ничего страшного… стул немного жидковатый, а так всё Рига Балс! Уроды, на акции в универсаме всучили! От колбаски действительно тянуло душком, однако… Они аппетитно зачавкали. А вот и вискарь! Колбасник вытянул из сумки красочную бутылочку.
-Но, это палёнка! Впрочем, я пью, и ничего страшного… Голова поболит, поболит и перестанет. Всё Рига Балс!
Отдыхающие чокнулись.
-Водила знакомый всучил, мамой клялся, что из Шотландии!
Трапезу прервала, вскочившая с песка красотка, обращаясь к что-то шептавшему ей на ушко мужику она запричитала: «Ну что же вы, молодой человек, начинаете знакомиться с девушкой с размера своего …?!» Не желая быть пешками в чужом романтическом конфликте, писатель и Колбасник устремились в пенно-мутную волну! Буквально через несколько секунд приятели уже радостно плескались в водах канала Москва-Волга. Волны от моторок, яхт и теплоходов то отбегали, то набегали… светило яркое летнее Солнце.
-Сюр! Полный Сюр! – орал Миха.
-Рига Балс, Рига Балс! – вторил ему довольный Колбасник.
По близости плавали пластиковые бутылки и чьи-то почему-то не тонущие штаны типа брюки.
-Ныряй, ныряй! С головой давай, с головой…
Проезжавший по Химкинскому мосту водила крикнул: «Привет, «бандитка»!!!» «Рига Балс!» - ответно заревел Колбасник. «Сюр! Полный Сюр!» - не отставал писака. «Мы обделённые на празднике жизни! Мы огрызки! Мы огрызки!!!» – никак не мог успокоиться Миха, то ныряя, то ложась на спинку. И тут бац по-башке! «О! Огрызком кинули», - промямлил озабоченно он. Коллега вынырнул и показал пальцем в сторону роскошной белой яхты. Ребята робко помахали богачам. На борту стояли двое – прекрасная девушка в белом купальнике и прекрасный юноша в белых плавках. Красавица что-то говорила своему спутнику. И если Колбасник ничего не слышал, то, как известно, слышавший на расстоянии писатель Миха всё-таки разобрал: «Зачем ты так с ними… кинь несчастным бананы…» Юноша нежно поцеловал её маленькую нежную ручку. «Мерси, мадам! Вы прекрасны! Вы прелесть!» - замахал рукой Миха. Его друг поморщился, но тот воскликнул: «Халява ведь! Воспринимай как откат! Сейчас без отката ты не человек!» И снова закричал: «Мерси, миледи! Мерси, мадмуазель! Целую ваши ручки! Я бывший кадет, давно не евший красной икры!» В ту же минуту на Старо-Химкинском берегу фанатная толпа заревела: «Гооол!!!» И противоположную сторону моментально заволокло дымом от хлопушек и петард. Ух!!! Бах!!! Бах!!! Все закашлялись…
           Приятели пили чаёк, палёный вискарь и аппетитно закусывали колбаской с душком. Подаренные бананы тоже пришлись к столу. Рядом в малиннике кто-то кувыркался. «Назови меня суч…, назови меня суч…» Вокруг были разбросаны валенки, трусы, лифчики, диски… Эта территория считалась излюбленным местом отдыха бомжей. Гостиница трёх вокзалов! Здесь они стирались и перебирали мусор в мешках из контейнеров Левобережных Химок. Одно слово – «бандитка»!!! Эх!!!
           Вечерело. Отдыхающие оделись, перепрыгнули через ласкающихся и взяли курс на центральную и южные части Химкинского лесопарка. Стая бродячих собак устремилась за ними. Со стороны «вышки любви» доносились стоны… У Михи болели живот и голова.
-Ну, ты сыт? – спросил Колбасник, - Щас на Дыбенко ещё мороженого накупим. Там халява – всего по десять рублей за стаканчик.
-Ага… конечно, - кивнул головой отравившийся, - Мне тут сон вчера приснился, будто я проник в тайную организацию жкх-истов, ну и обогатился немеренно… и в ванной лежу, золотыми монетами заполненной, а обнажённые блондинки-жкх-истки мне кофэ на блюдце подают.
-Да, - вздохнул Колбасник, - Бабла там не море, а океан! – и заскулил так жалостно, так проникновенно, - Рига Балс, Рига Балс.
Как-то за разговорами быстро и незаметно друзья миновали центральную часть. Было уже совсем темно. От поваленных туалетных кабинок пахло свежестью. А у срубленной сосны жёг шины абсолютно голый человек-уголёк. Всё его тело было чёрным от копоти. Мелькнула мысль: «Сфотить и в Интернет? Впрочем, всё равно с…, как дом Бариновых».

III

И вот уже более получаса известный писатель Миха сидел-тужился в березняке, щедро разбрасывая вокруг себя заранее припасённую Колбасником и выданную ему по острой нужде бумагу. Рулон таял на глазах, но проблема всё не кончалась, не кончалась… и не кончалась. А друг ходил туда-сюда вдоль бетонного забора 11 автобусного парка, внимательно изучая дембельские письмена, оставшиеся от воинских частей. И тот и другой время от времени устремляли взор к ночному небу. На коем величаво красовалась полная луна! О боже, какая красота! Сюр! Полный Сюр!!! А прерваны эти затянувшиеся сидения, хождения, видения были какими-то странными то приближающимися, то отдаляющимися шорохами-звуками-криками. Кто-то явно плутал по южной части 45-го природного комплекса. Друзья лукаво переглянулись. Всё свидетельствовало в пользу надвигающегося долгожданного сюжета! Миха навострил уши! Колбасник протёр стёкла! Через несколько минут на замусоренной срубленными деревьями поляне показался силуэт пацанки. Она пронзительно громко плакала-всхлипывала, а её, вроде бы лысый и в шортах, спутник лет двадцати всё время повторял: «Ну, я прошу тебя, ну я прошу тебя…» Пацаночка же рыдала и рыдала… «Ну что ты при… ко мне? … Ну, где мой новый телефон… а? … Где он, а? И очки погнули». Потом девка схватилась за бок: «И ребро, походу, сломали… болит и болит.» А пацанчик всё мямлил и бубнил: «Ну, я прошу тебя, ну я прошу тебя…» Пока дефлоратор и дефлорированная продолжали выяснять отношения, писатель Миха, прятавшийся в кустах, закатив глаза, начал что-то напевать-щебетать себе под нос. Подползший друг Колбасник, удивлённо зашептал на ухо: «Ты что, сочиняешь уже?» Миха резко повернулся к нему: «Ага… ну да… вроде пошло… понеслось по извилинам… кажись, эпиграф в голове завертелся» Правой рукой он начал изображать игру на гитаре и тихонько напевать: «Пацан пацанку полюбил, полюбил… Пацан пацанку завалил, завалил… А пацанка шлю… не была, и горько плакала она…» «О! О!» - зашептал приятель, - «Здорово!» Он снял окуляры, и Миха увидел слезу, слезу Колбасника. «Походу, ты Пушкин… Сразу и в точку… Ей богу, Лермонтов, походу! Не, Миха, что ни говори, а ты гений… Район наш прославил… Да что район, тебя и в Химках, возможно, читают!» В этот момент пацанка снова заголосила: «Ну, где, где мой новый телефон? И очки, очки погнули! И ребро болит. А! А! Ах!!! Ох!!!» Хныканья и стенанья продолжались… Неожиданно скрипнула ветка: «Ребят. А вы что это здесь, голубитесь что ли?» Это были девяностолетняя Агафья Марковна, кормящая птиц, ужей и прочих белок, и восьмидесятилетняя бомжиха Василиса. Про Агафью Марковну Михаська написал ещё в своём знаменитом рассказе «Сессия», а вот Василису он знал только понаслышке. Ему о ней недавно по телефону говорила Танька-итальяночка. У меня здесь сюжет разворачивается, - сказал писатель. Колбаску с тухлинкой не хотите? – предложил Колбасник, - Мы идём в беседку к «сталинскому лагерю». Айда с нами? Через несколько минут отряд из четырёх человек – Михи-писаки, Колбасника, бабки Агафьи и бомжихе Василисы – стал выдвигаться в заданном направлении.

Была уже глубокая ховринская ночь. Спецотряд Михи продвигался почти на ощупь… В прочем, справа в беседке группа, видимо, подростков напевала что-то бодрящее, а недалеко от них жгли костёр и тоже что-то напевали, возможно, незаконные мигранты. При подходе к беседке возле «сталинского лагеря» друзья остановились. «Мой Бог!» Миха не мог не узнать её… Да, дорогие читатели, эта была легендарная Нюся Зелёная. Отчаянная маникюрша-театралочка стояла на столе в окружении двух лысых, но почему-то не толстых, персонажей. Старлетка театрально жестикулировала, размахивала головой, что-то кричала, а её прекрасные пучеглазые очи ослепительно ярко блестели при лунном свете. Отряд прислушался: «Вот у меня был поклонник, и говорит он мне, и умоляет даже: «Ну, ты, Зелёнка, известная каскадёрша, а вот у меня ну нет актрисы, чтобы так изящно-натурально косолапить умела.» А я, хоть и занята была, как всегда, но нашла время исполнить сложный трюк. Да, вот так. Работаешь, работаешь, а на экране морда! Морда, да не твоя, да не твоя! А я хочу, чтобы всё было по-чесноку». Тут Нюська боковым зрением углядела сочинителя Миху. «Вы только посмотрите, кто пожаловал – писатель Миха!» Её спутники поднялись с лавки. Напряжёнку разрядил колбасник: «Здесь вискарь палёный и колбаска с душком-тухлинкой». Мы проголодались, - разом выпалили Агафья Марковна и бомжиха Василиса. Через несколько минут Миха-писака, друг Колбасник, Марковна, Василиса, Нюська с Лысаками уже вовсю чавкали остатки колбаски, запивая остатками палёнки. Короче, всё шло путём! Все веселились и смеялись! И никто даже не заметил, как рядом оказался человек с длинными волосами и небольшими усами, а с ним была симпатичная девушка в русском сарафане и лапотках.
-Здравствуйте, меня зовут Николай Васильевич, а это крестьянка Химка, если кто не знает, конечно.
Он улыбнулся. Нюськины лысаки недоумённо переглянулись. «Это Гоголь», - шепнула в ухо одному из них маникюрша-театралочка, которая не один раз перечитывала рассказ «Мишка, Химка и Николай Васильевич Гоголь». «А что без песен сидите? А?» - Гоголь попросил у лысаков гитару, - «На французской стороне на чужой планете предстоит учиться мне в университете. Почему тоскую я – не сказать словами…» Неожиданно на стол запрыгнула Зелёнка, лысаки прыгнули за ней, пытаясь прижаться спереди и сзади. А Гоголь крикнул: «Танцуй, компания!!!» Миха, не спускавший глаз с красавицы Химки схватил её за руку и также потянул на стол. Нюська артистически виляя попкой, запела: «Там, где зимой и летом, там, где всегда мороз трутся спиной медведи о земную ось. Кружится дым столетий… кто-то сказал кому-то главные слава…» Вскоре на столе оказался и сам Николай Васильевич. Он резко притянул к себе Марковну и Нюську: «Люблю, ох люблю я наших украинских, местечковых чаровниц!» Машка, Химка и Миха зажигали-отплясывали по-полной. Было немного тесновато из-за огромного живота колбасника, который даже умудрился случайно столкнуть понравившуюся ему бомжиху Василису. Не все понимали, почему Химка, Машка и Танька так похожи друг на дружку. Как никто не догадывался, от чего вообще здесь в беседке в одном месте и в одно время оказались Миха, Колбасник, Гоголь, Химка, Машка, Танька, Агафья Марковна, бомжиха Василиса, Нюся Зелёная с лысаками, Володька Лежебока… «Всё по Станиславскому, всё по Станиславскому», - задыхаясь в танце, бубнила Зелёная. И вдруг на несколько минут всё стихло. Все замерли! Гитара перешла к Михе. Он улыбнулся свое очаровательной улыбкой, подмигнул лопоухой Химке и запел: «Осень, расскажи мне, расскажи о самом главном, что-то будет с Родиной и с нами».

Всё будет шерри бренди!!!

Конец